– Ты же помнишь супербоевик «В зоне особого внимания»?
– Ну, ещё бы!
– А знаешь, кто там дублировал прапорщика Волентира? Дрался за него, то есть.
– Знаю, этот самый, цыган.
– Да нет, это играл его тот же, кто «Цыгана» играет, Михай Волонтир. Тоже, кстати, маразм – изменили одну букву в фамилии актёра и назвали так героя. Что, на большее фантазии не хватило?
Мы шагали с Женькой Алтуховым по ещё не успевшему выгореть футбольному полю к лагерному турнику, который с лёгкой руки Серёги Сацуры назывался теперь «туранчокс». Минуло два года с тех пор, как я впервые оказался в пионерском лагере. Теперь мы стали постарше, наши детские забавы сменились спортивными тренировками. До выхода постановления Совета Министров СССР от 28 августа 1981 г. № 849 «О мерах по упорядочению работы секций каратэ» оставалось месяца полтора, и никому пока не приходило в голову, что лавочку вместе с бесчисленными секциями скоро прикроют. На лавочке этой посидел в те годы, наверное, каждый третий советский парень. А мы с Женькой сцепились однажды прямо в нашей палате, теперь уже первого отряда, обменявшись парой любезностей, после чего стали лучшими друзьями. Оба родились весной с разницей в три с половиной недели и, может быть поэтому, чувствовали друг в друге родную душу.
– Ладно, хрен с ней, с фамилией, – увлечённо продолжал я, – Ты драку в избушке лесника помнишь?
– Это когда он там один четверых бандитов вырубает?
– Во-во.
– Ну, это вообще забой! – Женька заблестел глазами и даже немного ускорил шаг.
– Так вот, ты обратил внимание, что его там с лица ни разу не показывают?
– Как не показывают? Это же он там… ну, дерётся.
– Да в том-то и дело, что не он, поэтому и снимают всё время сзади! А дублирует его не кто-нибудь, а сам Тадеуш Касьянов, представляешь? – Я разошёлся, оседлав любимого конька.
– Да ну, скажешь тоже! – засомневался Женька.
– Чес-слово! Он и в лесу там за него дерётся, только снимают издалека. Даже в эпизодах написано: «Т. Касьянов». У него и стрижка, и фигура другая, о движениях я уж не говорю. Но самое смешное, что один раз Касьянова в лицо всё-таки показали, когда десантники в конце штаб захватывают. И он там пробегает, с усами такой и… волосы у него чёрные.
У меня не повернулся язык назвать одного из лучших мастеров боевых искусств СССР «брюнетом», потому что это была Женькина подпольная кличка. В нашем кругу было модно давать прозвища от противного, например, Серёгу, самого высокого в отряде, прозвали «Короткий». Но придумать противоположность червонно-золотому цвету Женькиных волос было непросто. Назвать его «Блондином» мы не могли, потому что во втором отряде уже был «Седой» – Дима Бутазов, прозванный не нами и вполне своей кличке соответствовавший. Из привычных наименований оставался только «Шатен», но разница между ним и рыжим была по нашим понятиям слишком ничтожной, так Женька и стал «Брюнетом».
– Вы чего там еле ползёте? А заниматься кто за вас будет?
Из редких кустиков красной смородины, росшей по южному краю футбольного поля, выглянул Серёга и, попыхивая сигареткой, улыбнулся. Улыбаться он умел, как, впрочем, и многое другое.
Я любил Серёгу и уважал его не за густые усы или английскую спецшколу, а за то, что с ним никогда не бывало скучно. Он умудрялся хохмить и придумывать всякие штуки, казалось бы, из ничего, а кроме того, хорошо разбирался в современной музыке. Частенько мы с ним играли в «Угадай мелодию». Один из нас ставил какую-нибудь кассету и включал магнитофон на полсекунды, а другой должен был угадать, кто поёт и что за композиция. После некоторой тренировки я стал играть с ним примерно на равных, но всевозможных групп знал он всё-таки больше и постоянно доставал где-то новые записи, которыми щедро со мной делился.
– А сам-то чего здесь скопился? Перекур между подтягиваниями?
– Я свободный художник, то есть тренер, мне ещё на гитаре играть, – Серёга сосредоточенно затянулся. – А вы – ударная группа, вон кулаки себе понабивали, смотреть больно. Так что, давайте, давайте.
Эпидемия восточных боевых искусств охватила советских молодых людей до такой степени, что один парень, например, пожимая руку, представлялся: «Вадим, полгода в карате». А мы с Женькой подолгу торчали у забора, отделявшего наш лагерь от дома отдыха «Румянцево», где обнаружили огромную кучу кирпича с воздушной прослойкой. Значительная часть кирпичей была битой, так что в нашем распоряжении оказалось множество оранжевых перегородок толщиной около сантиметра, которые мы старательно разбивали ударом сверху. Чтобы не повредить кожу и смягчить боль, даже в жаркую погоду приходилось надевать олимпийку и немного стягивать правый рукав, захватывая пальцами потрёпанную манжету. Апельсиновых спортивных костюмов в ту пору ни у кого из нас не было, поэтому вторичная окраска правого рукава оранжеворечиво свидетельствовала о нашей порочной практике. Очень популярно было ломать прямым ударом тонкие дощечки от сколоченных, как говорили на ухо, зэками ящиков из-под овощей и фруктов. Кроме того, мы отжимались на кулаках от пола и долбили во что придётся, за счёт чего наши костяшки, в первую очередь, на правой руке, потеряли девственную изящность.
***
Минут через пятнадцать мы, тяжело дыша, шаркали кедами в направлении отрядной дачки. Как обычно, после интенсивной тренировки мышцы побаливали, но усталость была приятной. Серёгу, который опять курил, по очереди сталкивали с подветренной стороны.
– Так, ладно, у меня тут ещё одно дело, – Серёга многозначительно взглянул в сторону покрытых тёмно-коричневой краской скамеек трибуны на противоположном конце поля.
– Да знаем, что у тебя за дела. Кого на этот раз охмуряем?
– Ну почему сразу «охмуряем»? Уж и просто поговорить с девушкой нельзя.
– А со сколькими ты уже «поговорил»?
– В смысле, в этом сезоне или вообще? – невинно спросил Серёга.
Мы промолчали, потому что интересно было и то и другое. Серёга призадумался, а мы, поняв, что подсчёты он закончит, вероятно, не скоро, оставили его в покое и отправились восвояси.
– А у тебя сколько уже было девчонок? – небрежно спросил я Женьку, пожёвывая сочный зелёный стебелёк.
– Девчонок? Ну, были там… А у тебя?
– У меня примерно столько же.
Я старался сохранять серьёзность, но, покосившись на Женьку и увидев, как он хмурит брови, понял, что сейчас не выдержу. Мы неловко взглянули друг на друга и расхохотались. Как же это всё-таки здорово, что на свете есть друзья, которых понимаешь с полуслова!
– Да вот они! Я же говорю, на турник пошли.
Перед нами выросли пятеро парней из второго отряда. Впереди стоял Володя Бударин, который давно и достаточно серьёзно занимался каратэ, что не мешало ему также серьёзно состоять на учёте в милиции за многочисленные драки.
– Ну, давай сначала ты.
Он кивнул на меня, и ребята окружили нас плотным кольцом. Слишком плотным для поединка. Я выплюнул травинку, пытаясь остановить мысли, пресс инстинктивно напрягся до предела. Володя шагнул ко мне и нанёс быстрый удар локтём в подбородок, но почти без контакта. Только рукав его полинявшей красно-серой футболки хлопнул у меня перед глазами. Я не дёрнул головой, чувствуя, что сейчас лучше не рыпаться, но премудрости рукопашного боя вылетели у меня из головы. Ещё недавно такое послушное тело вышло из повиновения – я стоял как вкопанный.
– Крепкий парень, – усмехнулся Володя, – что, тоже занимался?
– Немного, – произнёс я вполголоса, усмиряя внутреннюю дрожь, и изо всех сил стараясь предугадать, какой удар будет следующим.
– Ну, покажи кентосы. – Я повернул кулаки тыльной стороной от себя и поднёс правую руку Володе. Левая досталась на осмотр Диме Бутазову. Володя одобрительно хмыкнул.
– Ничего, пойдёт.
– Слабо, – презрительно бросил Дима, в чём я был с ним вполне согласен.
– Ладно, давай теперь ты, – очередь дошла до Женьки. Через некоторое время его тоже «проверили», после чего мы с ним остались стоять за лицевой линией поля, а компания направилась в сторону трибуны.
Сейчас мне кажется, мы оба чувствовали, что там происходило, но не решались обернуться. Кое-как я поднял чугунную голову, заставив себя бросить взгляд через плечо. Парня в светло-бежевых вельветовых штанах с огромными фиолетовыми заплатками во всё колено били. Я бы и с большего расстояния узнал эти штаны, потому что Серёга не раз давал их мне на танцы, а я, понимая, что всем известно, кому принадлежит эта красота, натягивал их всё равно. Били не сильно, видимо, хотели скорее напугать, чем отделать как следует. Особенно старался Дима. У меня перехватило горло, и я, как зачарованный, уставился на едва заметную полосу побелки, окаймляющую поле битвы. Эта полоса пролегала в метре от меня, но не было никаких сил переступить через неё, чтобы вернуться в игру.
Полоса вытянулась вверх, постепенно превращаясь в полупрозрачную зеркальную стену, за которой тот, кто тоже родился весной, но на пять недель позже меня, напрасно ждал моей помощи. С каждым мгновением стена теряла прозрачность, и мой друг исчезал из виду. А когда перед глазами не осталось ничего, кроме холодного, идеально ровного зеркала, я вдруг увидел в нём, как спустя почти четверть века выпивший Женька скажет мне на одной из редких встреч: «Знаешь, я вот всё думаю, ведь мы втроём разогнали бы их тогда…»
Copyright © 2014 Vladimir Minkin. All Rights Reserved.